Неточные совпадения
Он поднял длинную руку, на конце ее — большой,
черный, масляный кулак. Рабочий развязал
мешок, вынул буханку хлеба, сунул ее под мышку и сказал...
Оказалось, что грамотных было больше 20 человек. Англичанин вынул из ручного
мешка несколько переплетенных Новых Заветов, и мускулистые руки с крепкими
черными ногтями из-за посконных рукавов потянулись к нему, отталкивая друг друга. Он роздал в этой камере два Евангелия и пошел в следующую.
Рядом с ней сидела и также шила
мешки из парусины невысокая курносая черноватая женщина с маленькими
черными глазами, добродушная и болтливая.
Она величественна в своем
черном платье, с желтым дряблым лицом, с темными
мешками под глазами, с тремя висящими дрожащими подбородками. Девицы, как провинившиеся пансионерки, чинно рассаживаются по стульям вдоль стен, кроме Жени, которая продолжает созерцать себя во всех зеркалах. Еще два извозчика подъезжают напротив, к дому Софьи Васильевны. Яма начинает оживляться. Наконец еще одна пролетка грохочет по мостовой, и шум ее сразу обрывается у подъезда Анны Марковны.
Ванька давно уже был в новом дубленом полушубке и с
мешком, надетым через плечо на
черном глянцевитом ремне.
На завалинке, у самого почтового двора, расположился небольшого роста старичок в военном сюртуке, запыленном и вытертом до крайности. Он снял с плеча
мешок, вынул оттуда ломоть
черного, зачерствевшего хлеба, достал бумажку, в которую обыкновенно завертывается странниками соль, посолил хлеб и принялся за обед.
Калинович взмахнул глазами: перед ним стояла молоденькая, стройная дама, в белой атласной шляпке, в перетянутом
черном шелковом платье и накинутой на плечи турецкой шали. Маленькими ручками в свежих французских перчатках держала она огромный
мешок. Калинович поспешил его принять у ней.
Над головами стояло высокое звездное небо, по которому беспрестанно пробегали огненные полосы бомб; налево, в аршине, маленькое отверстие вело в другой блиндаж, в которое виднелись ноги и спины матросов, живших там, и слышались пьяные голоса их; впереди виднелось возвышение порохового погреба, мимо которого мелькали фигуры согнувшихся людей, и на котором, на самом верху, под пулями и бомбами, которые беспрестанно свистели в этом месте, стояла какая-то высокая фигура в
черном пальто, с руками в карманах, и ногами притаптывала землю, которую
мешками носили туда другие люди.
Гроза как быстро подошла, так быстро же и пронеслась: на месте
черной тучи вырезывалась на голубом просвете розовая полоса, а на мокром
мешке с овсом, который лежал на козлах кибитки, уже весело чирикали воробьи и смело таскали мокрые зерна сквозь дырки мокрой реднины.
«Кто же это? Неужели…» — мелькало в памяти. Перебила рассказ безносая нищенка: она высыпала на стол из
мешка гору корок, ломтей
черного хлеба и объедков пирогов.
Он исчез. Но Фому не интересовало отношение мужиков к его подарку: он видел, что
черные глаза румяной женщины смотрят на него так странно и приятно. Они благодарили его, лаская, звали к себе, и, кроме них, он ничего не видал. Эта женщина была одета по-городскому — в башмаки, в ситцевую кофту, и ее
черные волосы были повязаны каким-то особенным платочком. Высокая и гибкая, она, сидя на куче дров, чинила
мешки, проворно двигая руками, голыми до локтей, и все улыбалась Фоме.
Пока Митрий ходил с бураком за водой, Силантий неторопливо развязал небольшой
мешок и достал оттуда пригоршню заплесневелых, сухих, как камень, корок
черного хлеба.
— Дай мне, — сказала она, — что-нибудь на память из своих вещей, бывших в ближайшем твоем употреблении. — С этими словами она сняла с меня
черный шейный платок и спрятала в
мешок.
Из-под оленьего
мешка глядели два
черные глаза, слегка скошенные, как у карыма, виднелось бледное лицо, тонкий нос и длинные,
черные, опущенные книзу усы.
По дороге впереди стада шел в потемневшем от дождя, заплатанном зипуне, в большой шапке, с кожаным
мешком за сутуловатой спиной высокий старик с седой бородой и курчавыми седыми волосами; только одни густые брови были у него
черные.
У широкой степной дороги, называемой большим шляхом, ночевала отара овец. Стерегли ее два пастуха. Один, старик лет восьмидесяти, беззубый, с дрожащим лицом, лежал на животе у самой дороги, положив локти на пыльные листья подорожника; другой — молодой парень, с густыми
черными бровями и безусый, одетый в рядно, из которого шьют дешевые
мешки, лежал на спине, положив руки под голову, и глядел вверх на небо, где над самым его лицом тянулся Млечный путь и дремали звезды.
В третьем часу ночи в
черной мгле озера загудел протяжный свисток, ледокол «Байкал» подошел к берегу. По бесконечной платформе мы пошли вдоль рельсов к пристани. Было холодно. Возле шпал тянулась выстроенная попарно «малиновая команда». Обвешанные
мешками, с винтовками к ноге, солдаты неподвижно стояли с угрюмыми, сосредоточенными лицами; слышался незнакомый, гортанный говор.
По одну сторону зерцала поставили Мариулу, по другую — Языка; ее, красивую, опрятную, в шелковом наряде, по коему рассыпались золотые звезды (мать княжны Лелемико унизилась бы в собственных глазах, если бы одевалась небогато), ее, бледную, дрожащую от страха; его — в
черном холщовом
мешке, сквозь которого проглядывали два серые глаза и губы, готовые раскрыться, чтобы произнести смертельный приговор.
— Очень может быть, — отвечал Гонорат, — но я об этом стал бы рассуждать только с тем, кто имел несчастие вынуть из
мешка черное зерно при действии старого обозного обычая.
Одет он был в тяжелую походную форму, с котелком и
мешком, весь
черный, запыленный, особенно пахнущий, неузнаваемый в своем солдатском виде, с короткими, но уже немного подросшими волосами.
Заметив
черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил где командир и офицеры? Человек этот, с
мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрагиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе с правой стороны на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).